Леонид ЗОРИН
ВАРШАВСКАЯ МЕЛОДИЯ
Лирическая драма в двух действиях
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Прежде чем вспыхивает свет и начинается действие, мы слышим слегка измененный записью голос Виктора:
В Москве, в сорок шестом, декабрь был мягкий, пушистый. Воздух был свежий, хрустящий на зубах. По вечерам на улицах было шумно, людям, должно быть, не сиделось дома. Мне, во всяком случае, не сиделось. А таких, как я, было много.
Свет. Большой зал консерватории. Где-то высоко, у барьера, сидит Геля. Появляется Виктор, садится рядом.
ГЕЛЯ (мягкий акцент придает ее интонации некоторую небрежность) . Молодой человек, место занято.
ВИКТОР . То есть как это - занято? Кто смел его занять?
ГЕЛЯ . Здесь будет сидеть моя подруга.
ВИКТОР . Не будет здесь сидеть ваша подруга.
ГЕЛЯ . Молодой человек, это есть невежливость. Вы не находите?
ВИКТОР . Нет, не нахожу. У меня билет. Этот ряд и это место.
ГЕЛЯ . Ах, наверное, это там… (Жест - вниз.)
ВИКТОР . Как же - там… Именно тут.
ГЕЛЯ . Но это есть анекдот, комизм. Я сама доставала билеты.
ВИКТОР . Я тоже сам достал. (Протягивает ей билет.) Смотрите.
ГЕЛЯ (смотрит) . Вы купили на руках?
ВИКТОР . Вы хотите сказать - с рук?
ГЕЛЯ . О, пожалуйста, - пусть будет с рук. У брюнетки в рыжем пальто?
ВИКТОР . Вот теперь все верно. Чудная девушка.
ГЕЛЯ . Не хвалите ее, пожалуйста. Я не хочу о ней слышать.
ВИКТОР . Что-то, видимо, произошло. Она страшно спешила.
ГЕЛЯ . Так, так. Я знаю, куда она спешила.
ВИКТОР . А вокруг все спрашивают билетика. Представляете, какая удача?
ГЕЛЯ (небрежно) . Вы часто бываете в консерватории?
ВИКТОР . Первый раз. А что?
ГЕЛЯ . О, ничего…
ВИКТОР . Иду себе - вижу, толпа на квартал. Значит, дело стоящее, все ясно. Бросаюсь в кассу - дудки, закрыто. Администратор меня отшил. Что за черт, думаю, - чтоб я да не прорвался? Такого все же еще не бывало. И тут эта ваша, в рыжем пальто… А что сегодня будет?
ГЕЛЯ . Если вы не возражаете - будет Шопен.
Шум аплодисментов.
ВИКТОР . Шопен так Шопен. У вас есть программка?
ГЕЛЯ . Пожалуйста, тихо. Теперь - надо тихо.
Свет гаснет. Музыка.
Свет снова вспыхивает в антракте между первым и вторым отделением.
ГЕЛЯ . Почему вы не идете в фойе? Там можно прогуливаться.
ВИКТОР (не сразу) . Что-то не хочется. Шум, толкотня…
ГЕЛЯ . Вы не любите шума?
ВИКТОР . Смотря - когда. Сейчас - нет.
ГЕЛЯ . Вы любите музыку?
ВИКТОР . Выходит - люблю.
ГЕЛЯ . Стоило прийти, чтоб сделать такое открытие.
ВИКТОР . Глупо, что я сюда не ходил. Честное слово.
ГЕЛЯ . О, я вам верю без честного слова.
ВИКТОР . А вы - из Прибалтики?
ГЕЛЯ . Нет, не из Прибалтики.
ВИКТОР . Но вы ведь не русская.
ГЕЛЯ . Я богатая дама, совершающая кругосветный тур.
ВИКТОР . Ваша подруга в рыжем пальто тоже путешествует вокруг света?
ГЕЛЯ . Моя подруга… Не будем говорить про мою подругу. Она - легкомысленное существо.
ВИКТОР . Все-таки скажите, вы - откуда?
ГЕЛЯ . Не верите, что я богатая дама?
ВИКТОР . Не знаю. Я никогда их не видел.
ГЕЛЯ . Я из братской Польши.
ВИКТОР . Вот это похоже. Я так и подумал, что вы не наша… То есть я хотел сказать - не советская. То есть я другое хотел сказать…
ГЕЛЯ . Я понимаю, что вы хотите сказать.
Звонки. Антракт оканчивается.
ВИКТОР . А что вы делаете у нас?
ГЕЛЯ . Я у вас учусь.
ВИКТОР . В каком это смысле?
ГЕЛЯ . В консерватории, если вы ничего не имеете против. И моя подруга тоже в ней учится. Но она - ваша… То есть я хотела сказать - советская… То есть я хочу сказать, мы живем в одном общежитии.
ВИКТОР . Спасибо, я понял.
ГЕЛЯ . В одном обществе и в одном общежитии. Она тоже будущий музыкант. И между тем продала свой билет.
ВИКТОР . Для вас, наверно, большая скидка. Я даже не думал - довольно дешево.
ГЕЛЯ . Еще не хватало, чтоб она, как это… немножко спеку-ли-ровала. Довольно того, что она решила пойти слушать молодого человека, а не Шопена.
ВИКТОР . В конце концов ее можно понять.
ГЕЛЯ . Пан так считает? Я ее презираю.
ВИКТОР . Молодой человек тоже не валяется на каждом углу.
ГЕЛЯ . Я не знаю, где он валяется, но это скучный молодой человек. Он не любит музыки и этим отличается от вас. У бедной Аси постоянный конфликт. Любовь и Долг. Любовь и Дело. Совершенно ужасное положение.
ВИКТОР . Я-то уж на него не в обиде. Из-за него я здесь.
ГЕЛЯ . Вам повезло.
ВИКТОР . Мне всегда везет. Я счастливчик.
Звонки.
ГЕЛЯ . Это очень интересно. Первый раз я вижу человека, который этого не скрывает.
ВИКТОР . Зачем мне скрывать?
ГЕЛЯ . А вы не боитесь?
ВИКТОР . Чего мне бояться?
ГЕЛЯ . Люди узнают, что вы счастливчик, и захотят испытать, так это или не так?
ВИКТОР . Вот еще. Я Гитлера не испугался.
Аплодисменты.
ГЕЛЯ . Все. Теперь - тишина.
ВИКТОР (шепотом) . Как вас зовут?
ГЕЛЯ . Тихо. Слушайте музыку.
Свет гаснет. Музыка. Снова - свет. Фонарь. Переулок.
ГЕЛЯ . Вот наш переулок. А там, в конце, - наше общежитие. Спасибо. Дальше идти не надо. Можно встретиться с Асей. Если она увидит, что меня провожают, я потеряю… как это… моральное превосходство.
ВИКТОР . Значит, Геля - это Гелена. По-русски вы просто Лена.
ГЕЛЯ . Значит, вы - Виктор. По-русски вы просто победитель. Я - просто Лена, а вы - просто победитель. И все-таки не стоит переводить. Мне нравится мое имя.
ВИКТОР . Мне - тоже.
ГЕЛЯ . Каждое произведение в переводе теряет. Пан будет спорить?
ВИКТОР . Пан не будет спорить. Вас в комнате много?
«Варшавская мелодия». Театр на Малой Бронной.
Режиссер-постановщик Сергей Голомазов, режиссер Татьяна Марек,
художник Вера Никольская
«Варшавская мелодия». Малый драматический театр — Театр Европы.
Художественный руководитель постановки Лев Додин, режиссер Сергей Щипицин,
художник Алексей Порай-Кошиц (на основе идеи Давида Боровского)
В конце 1960-х годов по «Варшавской мелодии» Л. Зорина выходят два знаковых спектакля — в Москве пьесу ставит Рубен Симонов с Михаилом Ульяновым и Юлией Борисовой, в Ленинграде — Игорь Владимиров с Алисой Фрейндлих и Анатолием Семеновым, которого со временем сменил Анатолий Солоницын. Спустя почти 40 лет в каждой из столиц снова появляется по «Варшавской мелодии». Трудно удержаться от соблазна их «парного» сопоставления. Какими были спектакли театра Вахтангова и Ленсовета, как звучала тогда с огромным трудом прошедшая цензуру пьеса и, наконец, зачем и о чем ставят «Варшавскую мелодию» сейчас?
Зоринская пьеса появилась в очень сложное, идеологически неопределенное время. В 1964-м рождается Таганка, еще на слуху «Наследники Сталина» Евг. Евтушенко, «Один день Ивана Денисовича» Солженицына. Но уже прошли волнения в Тбилиси, подавлена контрреволюция в Венгрии и ревизионизм в Польше. В 1966-м судят Синявского и Даниэля. Заметно ужесточается цензурный контроль. «Горе от ума» Г. Товстоногова выходит в явно усеченном варианте. Снимаются с репертуара «Смерть Тарелкина» П. Фоменко в театре В. Маяковского, «Доходное место» в театре Сатиры, «Мистерия-Буфф» в Ленсовета, с трудом пробиваются на сцену эфросовские «Мольер» и «Три сестры».
А ведь Зорин тоже по сути диссидент. Он подписывается под письмом в защиту Синявского и Даниэля, его вызывают в партийный комитет, требуют покаяния. А он доказывает очевидные истины, повторяет, что место писателя за письменным столом, а не в лагере, говорит о царской терпимости к Салтыкову-Щедрину. Чуть раньше снят с репертуара его «Дион» («Римская комедия»), запретили «Серафима», перед этим — «Палубу».
«Варшавянку» ждала участь предыдущих пьес. Она застряла в Главлите. По слухам, просочившимся из недр цензуры, Зорину надлежало отказаться от ссылок на закон 47-го года, что означало фактическое убийство пьесы. А Рубен Симонов, уже начавший репетиции, повторял: «Я все равно покажу спектакль, а там пусть делают, что хотят. Я твердо решил — уйду из театра».
28 декабря 1966 года в пустом зале вахтанговского театра состоялся просмотр. Два заместителя министра и их сотрудники принимали спектакль. Случилось нечто непредвиденное — он произвел впечатление. Только вот название «Варшавянка» потребовали заменить: «Это ведь революционная песня». В середине января 1967 года виза была получена. Но дозволение играть «Варшавскую мелодию» — так называлась теперь «Варшавянка» — дали только театру Вахтангова. Симонов, Ульянов и Борисова выражали Зорину сочувствие, но всех троих переполняла радость от предстоящей премьеры. Лишь после премьеры вахтанговцев пьеса получила общую «визу». В 1968 году на территории СССР ее поставили 93 театра.
Зорин создал пьесу, безошибочно улавливающую малейшие вибрации времени — социального, политического, времени человеческой жизни. В «Варшавской мелодии» любовь в страшном и тайном заговоре с историей страны, с бездушным и бездумным государством-машиной. Кто виноват в несложившейся жизни? Виктор, который не пронес через годы любовь, или режим, что наводит порчу на всю жизнь? То, как именно режиссер и актеры объясняют/оправдывают невозможность счастья Гелены и Виктора, — «лакмусовая бумажка», проявляющая восприятие времени, в которое ставится эта пьеса.
…Центральную часть сцены театра Вахтангова занимала маленькая квадратная ложа консерватории. Два человека слушают музыку. Гелена — Юлия Борисова, ясноглазая блондинка с кудряшками на лбу и кокетливо заплетенной косой на макушке, кажется, слилась с музыкой Шопена, руки ее, глаза ее — сами звуки. Виктор никак не может усесться, ерзает, то и дело оборачивается на обворожительную соседку. Спектакль Симонова был вальсом, в звуках которого слышалась судьба самого Шопена, в середине жизни навсегда покинувшего Польшу.
Встреча Гелены и Виктора в Варшаве стала кульминационной сценой. Виктор смотрел Геле в глаза и вдруг резко отворачивался, уткнувшись лицом в фонарный столб и обхватив голову руками. Для Виктора— Ульянова на все просьбы Гелены «нет» — хоть и мучительный, но единственно возможный ответ.
В финале симоновского спектакля не было грусти по ушедшей любви. Виктор Ульянова верил: все к лучшему. В жизни ни на что никогда не хватало времени, она всегда заполнена делами — и это хорошо. О финале этой «Варшавской мелодии» в рецензиях пишут мало, как будто и вовсе не было последней встречи Гели и Виктора в Москве. Зато, словно сговорившись, рецензенты, рассказывают о чувстве «удовлетворения», с которым зрители выходили из театра. «Р. Симонов поставил спектакль, исполненный артистизма и изящества. Нас ни на секунду — даже в самые драматические моменты — не покидает чувство радости от искусства», — писал корреспондент «Правды» А. Афанасьев*. Кажется, в этом случае придется посмотреть «Правде» в глаза. Спектакль вахтанговцев действительно был праздником театрального искусства, радостного и радующего.
«Варшавская мелодия» стала для Рубена Симонова тем же, чем была для Вахтангова «Принцесса Турандот» — лебединой песней. И отсюда умопомрачительное и необъяснимое упоение театром. В этой «Мелодии» не могло быть минорных нот. Она была спета как гимн жизни.
«Варшавская мелодия» Игоря Владимирова — от начала и до конца полная противоположность симоновской постановке, спасшей пьесу. Но, несмотря на это, зоринским этот спектакль был в гораздо большей степени. Художник Анатолий Мелков оформил «Варшавскую мелодию» как документальную драму. Действие шло на фоне фотографий польской и российской столиц и их жителей. По бокам сцены — фотографии многократно увеличенных человеческих лиц…
Для Гели — Алисы Фрейндлих зрительного зала как будто не существовало. Здесь была такая степень откровенности, которую по определению нельзя доверить всем.
Геля—Борисова — гордячка-полька, экспансивная и грациозная. Ее роль казалась импровизацией. Гелена—Фрейндлих резковата, насмешлива. Блеском жизни она вовсе не искушена. Критики писали, что Гелена—Борисова рождена быть артисткой. Бедное студенческое платье сидело на ней как наряд от модного портного. Гелена—Фрейндлих становилась настоящей артисткой, многое в себе превозмогая. Актриса играла не только судьбу женщины, но и судьбу художника.
В вахтанговском спектакле не было места войне, ужасам фашизма. В питерской «Варшавской мелодии» эта тема — чуть ли не на первом плане. Геля Борисовой как будто забывала об оккупации, Фрейндлих только о ней и помнила. Она показывала, как постепенно и трудно страх Гели перед жизнью, недоверие к миру вытесняются пришедшей если не любовью, то верой в любовь. Но все же недоверчивость не могла исчезнуть совсем. «…Геля все время не верит в счастье, а когда узнает о законе сорок седьмого года… не удивляется. Словно сбылись худшие ее ожидания»*.
* Рассадин С. Зов несбывшейся любви // Театр. 1967. № 11. С. 18-19.
Чудовищный закон — не фатум и не приказ, требующий безоговорочного подчинения, а некая эманация в реальности скрытых душевных тревог. Фрейндлих в «Варшавской мелодии» сыграла трагическое столкновение неверия в возможность счастья с безумной его жаждой.
В 1972 году в одной из питерских газет была опубликована небольшая заметка о новом исполнителе роли Виктора (до этого его играл А. Семенов). Ввод Анатолия Солоницына многое поменял в спектакле. В Викторе теперь тоже выразилась глубокая горечь, тупая боль одиночества. Но все же в финале владимировского спектакля когда-то так любившие друг друга люди не могли преодолеть разобщенность.
Театры уловили зоринское «подсознательное»: Симонов рассказал светлую историю любви, причина угасания которой не в государственных указах, а в законах самой жизни; Фрейндлих сыграла зоринскую тему недоверия к счастью, закрыв по большому счету глаза на то, что тогда для драматурга было главным — на год сорок седьмой. Оба театра подцензурную политическую тематику перевели в человеческий «регистр», на первый взгляд пойдя «поперек» пьесы, нарушая всю ее логику. На самом же деле — выразили суть «Варшавской мелодии».
Почти через сорок лет в Москве «Варшавскую мелодию» ставит Сергей Голомазов (2009), в СанктПетербурге — Лев Додин (2007). Примечательно, что оба мастера художественные руководители постановок. Режиссеры же — делающие первые шаги в профессии Татьяна Марек (Москва) и Сергей Щипицин (Санкт-Петербург). И потому в обоих спектаклях видны одновременно и жесткий сценический каркас, и юношеская непосредственность.
Мелодии любви Гелены и Виктора в обоих спектаклях стремятся не только явиться в звуке, но материализовать себя в пространстве: на арьерсцене Малой Бронной замерло в ряд семейство «разнокалиберных» струнных — от скрипок до виолончелей (художник Вера Никольская). Неожиданно, смело и зловеще спущены с колосников и нависают над сценой грядой водостоков органные трубы — узнаваемый образ консерватории. Но это скорее внешние, слишком очевидные атрибуты музыки. Главной метафорой «Варшавской мелодии», неразрывно связанной со всеми судьбоносными моментами жизни героев, становятся сперва и вовсе невидимые, но при малейшем прикосновении оживающие упругие нити, из которых, оказывается, «сотканы» плоскости стен. И тут же, «внутри» этого филармонического пространства помещается еще одно, «домашнее» пространство — комната Гелены. Вся мебель обесцвечена временем до бледно-сизого тона.
Он в военной форме, она в простеньком сером платье. Вместе со зрителями слушают Шопена. Эта «Варшавская мелодия» — о том, что можно услышать в музыке или молчании, о том, что вне слов. И эти моменты тишины становятся чуть ли не самими «говорящими» в спектакле. Кажется, непростительно долго Геля надевает ботинки, непростительно долго звучит оркестр. Сергей Голомазов не боится потерять зрительское внимание, наоборот, наполняет внешне статичные сцены внутренним содержанием, особой театральной энергией. И потому не только Виктор, но и весь зал чуть ли не минуту сценического времени глаз не может оторвать от Гелиных сапожек.
Главная партия этой «Мелодии» отдана Геле — Юлии Пересильд. И оттого спектаклю больше к лицу первое название зоринской пьесы — «Варшавянка».
Гелена—Пересильд — с европейской «льдинкой» в голосе и манере общения. Она взрослее, мудрее и сначала даже кажется циничнее Виктора — Даниила Страхова. Но как радуется подарку! «Какие туфельцы!» — причудливым окончанием Пересильд усиливает и без того заметный у героини Зорина польский акцент.
Не секрет, что в театре одно и то же слово может звучать по-разному и означать разное. Юлия Борисова и Алиса Фрейндлих окрашивали восторг в сцене с подарком каждая своими цветами. И если Геля—Борисова, получив подарок, восклицала «Какие туфельки!» и в этих словах, как писали критики, слышалось «Какая любовь!», то Геля—Фрейндлих была рада имен но туфелькам, для нее это была невиданная роскошь. В голосе Юлии Пересильд слышна интонация Алисы Бруновны. Забегая вперед, скажем, что и в интонации полячки Уршулы Магдалены Малки в спектакле МДТ тоже.
1947 год. Закон о запрещении браков с иностранцами. Виктор «ничего не смог придумать». Встреча в Варшаве через десять лет. На пустой сцене — только те струнные, что в начале спектакля находились в глубине. Чувства еще живы и у обоих все изнутри разъедают, выжигают. От варшавского свидания до концерта Гели в Москве — снова десять лет. Она за гримировальным столиком, спиной к Виктору, в профиль к зрителям, торопливо наносит макияж, меняет наряды, один экстравагантнее другого. Он хоть и в галстуке, но вместо пиджака — домашний джемпер. Она надменна и холодна уже совсем другим холодом — холодом непрощенной обиды. Виктор подсаживается к зрителям в первом ряду, вместе с нами слушает песню Гели.
«Жизнь не утешает, но обтесывает», — запишет Зорин в своих «Зеленых тетрадях». Для Голомазова важно, что Виктор Страхова с годами не грубеет, не теряет душевную тонкость. В Викторе—Страхове нет внутреннего сопротивления ни времени, ни советскому режиму, как нет в нем смирения с «предлагаемыми обстоятельствами». Он играет человека, принявшего время, в котором ему выпало жить, как данность. И оттого любовь переродилась в горечь невозможности что-либо изменить. И боль никак не проходит.
В основе сценографии МДТ (художник — Алексей Порай-Кошиц, с использованием идеи Давида Боровского) тоже музыкальная тема: нотная тетрадь, в которой нотный стан — опущенные ряды штанкетов, а ноты — закрепленные на них пюпитры с партитурами. Герои садятся на штанкеты и тоже становятся нотами.
У Виктора — Данилы Козловского, как у Ирины из додинских «Трех сестер», в начале спектакля — вопреки тексту пьесы — никакой радости. Откуда ей взяться, война кончилась только полтора года назад. Нет ее и у Гели. Слушая Шопена, она плачет о своей Польше, очень по ней тоскует. Колкая, с затравленным взглядом. В ней нет ни кокетства, ни азарта обольщения. Пугливый воробушек, она не боится не нравиться, да и не нужно ей это вовсе. В ней нет даже естественности. Она все время напряжена, насторожена. Защищается в форме нападения. Зато в ней много рационального. Она и ходом развития отношений берется дирижировать. И только исполняя песню, раскрепощается, улыбается, верит в счастье.
Время в спектакле спрессовано. Между встречами нет даже световой отбивки.
Свидание через 10 лет. Оба сдержанны. Оба повзрослели. Но не от времени, а от нескладывающейся жизни. Геля—Малка уже перестала бояться жизни, а любовь еще жива, горит. Теперь боится Виктор, советский человек. Его страх оказывается сильнее его любви. Холст медленно ползет вверх, беспомощно падают стулья, пюпитры. Вот только сейчас, а вовсе не в год запрета браков с иностранцами между ними все кончено.
После выступления в Москве Геля кланяется страдальчески, будто вот-вот упадет. Смертельно устала. Но не от безумного гастрольного графика, а от бессмысленности жизни. Она не простила, но любит. И он тоже. И кажется: Виктор придет к ней в гостиницу «Варшава». Но нет, все же находит силы разорвать бумажку с номером.
Мука на лице Геле не исчезает весь спектакль. Память о войне и ее ужасах, недоверие к жизни — константа питерских «Варшавских мелодий». Московские Гели — полные желания жить красавицы-обольстительницы.
В нынешних «Мелодиях» намного больше сходства, чем различий. Как разительно непохожи московский и ленинградский спектакли 60-х годов, так близки по философии и духу спектакли нулевых. Любопытно и симптоматично, что финалы нынешних спектаклей решены в одном и том же ключе. И в Москве, и в Петербурге Виктор и Геля, снова одетые в одежды юности, взволнованные и счастливые ждут в консерватории начала концерта…
В конце 60-х годов XX века зоринская пьеса дышала документализмом. Слишком близки были события, о которых шла речь. В начале XXI века тема человека и государства оказывается побочной партией, звучит аккомпанементом, создающим антураж. Сегодня «Варшавская мелодия» — пронзительная, вне времени и пространства история с сентиментально трогательным завершением судеб. Счастья в жизни не было, но любовь длиною в жизнь была.
Москва. Декабрь 1946 г. Вечер. Большой зал консерватории. Виктор садится на свободное место рядом с девушкой. Девушка говорит ему, что место занято, так как она пришла с подругой. Однако Виктор показывает ей свой билет и описывает девушку, которая ему этот билет продала. В ней Геля - а именно так зовут девушку - узнает свою подругу. В антракте выясняется, что Виктор здесь впервые. Он пытается узнать, откуда приехала Геля, - она говорит по-русски с ошибками и с акцентом, выдающим в ней иностранку. Виктор думает, что она из Прибалтики, а оказывается - из Польши. Они с подругой учатся в консерватории. Она певица. Геля сердится, что ее подруга предпочла концерту прогулку с молодым человеком.
После концерта Виктор провожает Гелю в ее общежитие. По дороге Геля рассказывает Виктору о себе. Русскому языку ее учил отец. Виктор рассказывает о своей жизни. Он учится на технолога: будет создавать вина. Читает ей стихи Омара Хайяма. Виктор хочет встретиться с ней еще и назначает свидание.
На остановке Виктор смотрит на часы. Появляется Геля. Виктор говорит ей, что боялся, что она не придет. Он не знает, куда им идти. Геле нравится, что он откровенен, что у него есть характер. Советует ему понимать: каждая женщина - королева.
Переговорный пункт. Пустой зал, Геля собирается говорить с Варшавой. Пока они ждут ее очереди, она рассказывает Виктору, как болела два дня, как ее лечили чаем с малиной. Наконец, Геле дают кабину. Когда она возвращается, Виктор хочет узнать, с кем она говорила, но Геля смеется, перебирая вслух имена разных молодых людей. Скоро полночь. Геля хочет, чтобы Виктор проводил ее в общежитие. Но Виктор и не думает расставаться с ней и напрашивается на чай.
Музей. Виктор приводит сюда Гелю, так как больше им некуда деться: сам он не москвич. Геля рассказывает ему о польском городе Вавеле. Там похоронена польская королева Ядвига. Она была покровительницей университета в Кракове, и все ученики до сих пор пишут ей записки с просьбами помочь выдержать экзамен или облегчить учебу. Сама Геля тоже ей писала. Так, за разговорами, Геля и Виктор гуляют по музею, иногда заходят за статуи и целуются.
Комната в общежитии. Геля в домашнем халатике укладывает перед зеркалом волосы. Входит Виктор. Геля журит его, что он поздно пришел: так они могут не успеть к друзьям на встречу Нового гола. Виктор принес ей подарок - новые туфельки. Геля в ответ дарит ему новый галстук, уходит на несколько минут, чтобы надеть платье. Когда Геля возвращается, то видит, что Виктор спит. Геля отходит в сторону, гасит большой свет. Потом садится напротив Виктора и внимательно на него смотрит. Тишина. Медленно начинают бить часы. Двенадцать. Потом, через некоторое время, час. Геля продолжает сидеть в той же позе. Виктор открывает глаза. Геля поздравляет его с Новым годом. Виктор просит у нее прощения за то, что все проспал. Оказывается, он разгружал вагоны, чтобы заработать Геле на подарок. Геля не сердится на него. Они пьют вино, слушают музыку, танцуют. Потом Геля поет Виктору старинную веселую песенку на польском языке. Виктор говорит ей, что мечтает, чтобы она вышла за него замуж. Он хочет сделать ее счастливой, чтобы она никогда ничего не боялась…
Та же комната. Геля стоит у окна спиной к двери. Входит Виктор. Они уже десять дней живут на турбазе, потому что Геля решила, что им нужно привыкнуть друг к другу. Виктор вернулся с дегустации. Он весел и опять говорит с Гелей о женитьбе. Геля холодна с ним. Она рассказывает ему новости: издан новый закон, воспрещающий браки с иностранцами. Виктор обещает плачущей Геле придумать что-нибудь, чтобы они могли быть вместе. Однако придумать ему так ничего и не удается. Вскоре его переводят в Краснодар, где он не имеет о Геле никаких вестей.
Проходит десять лет. Виктор приезжает в Варшаву. Он звонит Геле и договаривается о встрече. Виктор рассказывает, что приехал к коллегам, что стал ученым, защитил диссертацию. Геля поздравляет его и зовет в маленький ресторанчик, где поет ее друг Юлек Штадтлер. Оттуда видна вся Варшава. В ресторане за разговором Виктор говорит, что женат. Геля тоже замужем. Ее муж - музыкальный критик. Штадтлер замечает Гелену и просит ее спеть. Та выходит на сцену и поет песню, которую пела Виктору десять лет назад, - в новогоднюю ночь. Когда она возвращается, то рассказывает Виктору, что, приезжая в Вавель, всегда пишет записки королеве Ядвиге, чтобы она вернула ей Виктора. Виктор говорит ей, что он помнит все.
Улица. Фонарь. Геля провожает Виктора до отеля. Ему нужно уже уходить, но Геля не пускает его, говоря, что он должен понять: если он уйдет сейчас, то они никогда больше не увидятся. Она зовет Виктора в Сохачев - это недалеко. Завтра Виктор вернется. Но тот не соглашается, просит ее понять, что он здесь не один и не может уехать вот так, на всю ночь. Гелена напоминает: когда-то он смеялся, что она постоянно всего боится. Виктор отвечает: так сложилась жизнь. Гелена говорит, что все поняла, и уходит.
Проходит еще десять лет. В начале мая Виктор приезжает в Москву и идет на концерт, в котором участвует Геля. В антракте он заходит к ней в артистическую. Она встречает его спокойно, даже радуется его приходу. Виктор рассказывает, что у него все идет хорошо, теперь он доктор наук. В Москве он в командировке. А с женой расстался. Гелена говорит, что он - герой. Сама она тоже рассталась с мужем и даже со вторым. Ее друг Юлек Штадтлер умер. Она говорит, что жизнь идет вперед, что во всем есть свой смысл: в конце концов, она стала хорошей певицей. Замечает, что сейчас молодые люди даже женятся на иностранках. Потом спохватывается, что совсем не отдыхала, а антракт скоро заканчивается. Просит Виктора не забывать и звонить ей. Виктор извиняется, что побеспокоил ее, и обещает позвонить. Они прощаются.
Обращаем ваше внимание, что краткое содержание "Варшавская мелодия" не отражает полной картины событий и характеристику персонажей. Рекомендуем вам к прочтению полную версию произведения.
В Петербурге у пьесы Л. Зорина «Варшавская мелодия» своя длинная театральная история: в 1969 году Игорь Владимиров в Театре им. Ленсовета выпустил спектакль с Алисой Фрейндлих и Леонидом Дьячковым в главных ролях. В 2008 году в МДТ состоялась премьера с Уршулой Малкой и Данилой Козловским. Сегодня спектакль идет еще в нескольких театрах города, среди них - Интерьерный театр, где постановку осуществил молодой режиссер Дмитрий Павлов.
«Варшавская мелодия» - пьеса о паре влюбленных, чьи судьбы были разбиты советским законом, запрещающим жениться на иностранках, сегодня, казалось бы, потеряла свою злободневность. Закона такого уже никто не помнит. Но, что удивительно, пьеса живет, и ее продолжают активно ставить театры. Закономерный вопрос - почему? А потому что конфликт вечен: плыть по течению, подчиняться обстоятельствам или отстаивать свое право на счастье, бороться до конца? Виктор (злая ирония имени «победитель») выбирает первый путь, а хрупкая девушка Геля остается верной своей любви и проносит ее через всю жизнь…
Есть у пьесы и другой секрет: поставить ее на двоих практически невозможно. Всегда в более выгодном положении будут исполнительница роли Гелены. Во-первых, потому что эта роль в отличие от роли Виктора - солирующая. Геля много говорит, живо реагирует на происходящее, острее шутит, острее любит, и как следствие этого - симпатии зрителя на ее стороне. Спектакль Интерьерного театра не стал исключением: бенефис Анастасии Саловой, играющей Гелену, - роль, длинною в жизнь, психологически точно выведена актрисой. Сперва появляется перед зрителем Геля-студентка - хрупкая, тонкая, красивая девушка в скромном синеньком платье. Постепенно проявляется (буквально как фотоснимок) ее характер, озорной, мечтательный, смешливый. Ее реакции очень непосредственны, тут, конечно, большую роль сыграла актерская органика Саловой. Даже акцент не кажется сымитированным!
Спектакль, как и пьеса, состоит из трех частей, между которыми проходит по десять лет. Во второй части, мы встречаем Гелену уже в статусе известной польской певицы. Она держится с королевским достоинством на публике, исполняет трагедию своей любви в песне один на один со зрительным залом Сказать «браво» недостаточно! Это по-настоящему сильный момент в спектакле. Не скрывает она своих чувств и от Виктора, который уже давно женат, да она и сама замужем: «Хочешь, Витек, я тебя развеселю? Я все еще тебя люблю!» Такой откровенности не будет через десять лет. Последняя встреча героев - в гримерке, в антракте концерта Гелены. На протяжении всей финальной части кажется, что чувства ее уже перегорели, все выхолощено - ничего не осталось, только рабочая концертная суета. Гелена теперь настоящая «звезда» и ведет себя подобающе. Раздражается на помощников, досадует, что не успела отдохнуть. И только в самом финале, перед уходом Виктора, она небрежно роняет свое предложение о встрече и записывает для него свой адрес и телефон. Она все еще любит или уже нет - жизнь все перемолола? Для ответа на этот вопрос режиссер дает не заключительную бенефисную песню Гелены, которая бы означала «любит», а флеш-бэк - начальную мизансцену спектакля, где Геля и Виктор сидят на концерте в консерватории, как бы напоминая о прежней лавине искренних чувств и говоря: того, что было уже не вернуть, и жизнь прожить заново с выбранной точки тоже нельзя.
Режиссер Дмитрий Павлов
Виктор Александра Мицкевича не столь радикально, как Геля, меняется в спектакле. Он с самого начала кажется человеком импульса, который внезапно возникает и очень быстро угасает. Этот импульс побуждает его познакомиться с Геленой, а дальше герой уже идет за ней как на буксире. Перед нами разительный контраст активного женского и пассивного мужского начала - от этого какая-то особая трагичность спектакля.
В спектакле Дмитрия Павлова все держится на актерах, и это с одной стороны правильно, потому что история мелодраматическая - про любовь, страдания, несостоявшееся счастье. О чувствах говорить, не опираясь на актеров, можно, но весьма неэффективно. В этом смысле перед нами живой театр: «Варшавская мелодия» Интерьерного театра для тех, кто пришел сопереживать. Другое дело, что режиссер ведет актеров вдоль по хрестоматийному тексту, строго следуя его букве, как подстрочник, отсюда - отсутствие новизны восприятия и какого-то драйва. Перед нами классика жанра и классика прочтения.
Текст: Татьяна Булыгина
Фото предоставлены пресс-службой театр
В Москве вечер декабря 1946-го года. Огромный зал консерватории. На пустующее место возле девушки салится Виктор. Девушка сказала ему, что он сел на место, которое занято потому, что сейчас придет ее подруга. На что Виктор показал ей имеющийся билет и описал продавшую ему данный билет девушку. По описанию Геля - именно это имя носит девушка - узнала свою приятельницу. В антракте выяснилось, что Виктор впервые в консерватории. Он попытался узнать откуда Геля родом, так как все в ней выдает иностранку - она разговаривает по-русски с акцентом и делает ошибки. Виктор решил, что она скорее всего из Прибалтики, а оказалось, что из Польши. Она певица и со своей подругой обучается в консерватории. Геля рассердилась, что ее приятельница предпочла погулять с молодым человеком вместо того, чтобы послушать концерт
После того, как концерт закончился Виктор проводил Гелю до её общежития. По пути до него Геля рассказала Виктору о себе. Ее отец научил ее русскому языку. Виктор также повествует о своей жизни. О том, что учится он на технолога и будет потом создавать вина. Он зачитал ей наизусть стихи Омара Хайяма. Виктор назначает Геле свидание, так как захотел увидеть ее снова.
Виктор посматривает на часы, ожидая на остановке. Пришла Геля. Молодой человек сказал ей, что беспокоился, что она не появится. Он понятия не имеет куда пойти. Геле понравилось, что он с ней честен, что у него присутствует характер. Она посоветовала ему понять, что любая женщина - королева. На переговорном пункте. Пустующий зал, Геля решила созвониться с Варшавой. Она рассказала Виктору, пока они стояли в очереди, как она заболела на два дня и ее отпаивали малиновым чаем. Наконец Геле выделили кабинку. Когда она вернулась, Виктор захотел знать с кем она беседовала. Но Геля рассмеялась, перебрав вслух различные мужские имена. Геля думала, что Виктор ее лишь проводит до общежития. Но Виктор и не собирается с ней расставаться и стал напрашиваться на чай.
Очередная встреча. Виктор привел Гелю в музей, так им больше некуда идти. Виктор не москвич. Геля поведала ему о городе Вавеле в Польше, где была похоронена Ядвига, польская королева, которая являлась покровительницей Краковского университета и все обучающиеся по сию пору адресуют ей записки с просьбой помочь сдать экзамен или сделать учебу легче. Геля и сама ей не раз писала. Так, в разговоре, Виктор с Гелей гуляли по музею, иногда они заходили за скульптуры и целовались.
Комната в общежитии Гели. Девушка в домашнем халате делает укладку перед зеркалом. Зашел Виктор. Геля мягко упрекает его в том, что он опоздал и, тем самым, они могут не поспеть к друзьям, у которых встречают Новый Год. У Виктора для нее новенькие туфельки в подарок. Геля, с вою очередь, подарила парню новый галстук. Затем ушла на пару минут, чтобы одеться в платье. Когда девушка вернулась, то увидела заснувшего Виктора. Геля отошла в сторонку и погасила верхний свет. Потом присела напротив парня и внимательно на него посмотрела. Стоит тишина. Медленно звучит бой часов. Уже двенадцать. Потом бьет час ночи, а Геля в продолжает сидеть в той же позе. Виктор открыл глаза. Девушка поздравила его с Новым Годом. Виктор извиняется, что он проспал. Оказалось, что он пошел разгружать вагоны, чтобы насобирать Геле на подарок. Но девушка не сердится на парня. Они выпили вино, послушали музыку и потанцевали. Затем Геля спела для Виктора весёлую старинную песню на польском языке. Виктор сообщил ей, что хочет, чтобы она стала его женой. Он собирается сделать ее счастливой, чтобы ей никогда и ничего не пришлось боятся.
Эта же самая комната. Геля стоит спиной к входу, у окна. Зашел Виктор. Они вот уже десять дней проживают на турбазе. Это Геля подумала, что им необходимо привыкнуть друг к дружке. Виктор возвратился с дегустации. Он в хорошем настроении и опять заговорил о женитьбе на Геле. Девушка с ним холодна. Она сообщает ему новость, согласно которой издали новый закон, по которому теперь запрещено заключать браки с иностранцами. Виктор пообещал Геле, что обязательно что-нибудь сообразит, что позволит им быть вместе. Но он так и не смог что-нибудь придумать и вскоре его перевели в Краснодар и там он понятие не имеет, что сейчас происходит с Гелей.
Прошло десять лет. Виктор переехал в Варшаву. Он позвонил Геле и договорился встретиться с ней. Виктор рассказал, что приехал к товарищам по работе, что он теперь ученный, уже защитил диссертацию. Женщина поздравила его и пригласила в небольшой ресторанчик, где выступает ее приятель Юлек Штадтлер. Отсюда видно всю Варшаву. В ресторанчике, за ужином, Виктор рассказал, что женат. Геля также вышла замуж. Ее супруг музыкальный критик. Юлек Штадтлер заметил присутствие Гелены и попросил ту спеть. Она вышла на сцену и спела ту песню, которую пела еще десять лет назад для Виктора в ночь Нового Года. Когда она вернулась за столик, то поведала, что бывая в Вавеле, всегда пишет записочки королеве Ядвиге, надеясь, что та вернет ей Виктора. Мужчина сказал ей, что ничего не забыл.
Фонарь на улице. Геля проводила Виктора до гостиницы. Ему необходимо уже идти, но Гелена не отпускает его, сказав, что он должен осознать: уйдя сейчас, он больше никогда с ней не увидится. Она позвала Виктора в Сохачев, что неподалеку. Завтра он может вернуться. Но Виктор не согласен, он объясняет Гелене, что он тут не один и не способен взять вот так и уехать на всю ночь. Геля напомнила ему, что было время, когда он посмеивался над ней за то, что она всего боялась. Виктор ответил, что такова жизнь. Гелена сказав, что все поняла, ушла.
Прошли очередные десять лет. Виктор приехал в Москву в начале мая и пошел на концерт, с котором принимает участие Гелена. В антракте он пришел в ее артистическую. Она встретила его спокойно и даже рада его визиту. Виктор говорит, что у него все отлично, он теперь уже доктор наук. В столицу приехал по командировке. И что с женой он развелся. Геля сказала, что он герой. Она сама тоже развелась с первым мужем и со вторым. Ее приятель Юлек Штадтлер уже умер. Она сказала, что жизнь идёт своим чередом, что у всего есть свой особый смысл: в конечном итоге, она теперь хорошая певица. Замечает, что теперь молодые люди могут даже жениться на иностранках. Затем спохватилась, что совсем не отдохнула, а антракт сейчас уже почти закончился. Попросила Виктора не забывать о ней и звонить иногда. Виктор извинился за беспокойство и обещал позвонить. Они простились.
Обращаем ваше внимание, что это только краткое содержание литературного произведения «Варшавская мелодия». В данном кратком содержании упущены многие важные моменты и цитаты.
